13. На стр. 8 – 9 размещена небольшая статья польского журналиста и писателя НФ Марцина Звешховского/Marcin Zwierzchowski, которая носит название:
ГРАНИЦЫ НАУКИ, ГРАНИЦЫ НАУЧНОЙ ФАНТАСТИКИ
(Granice nauki, granice SF)
Первые тексты, которые сегодня считают научной фантастикой, хоть и могут показаться современному читателю наивными, были созданы с вниманием к научным основам. Их авторы не только были в курсе тогдашнего состояния знаний, но и зачастую опережали свое время. А как обстоят дела сейчас? Фантастика все еще научна?
Некогда термины научной фантастики и футурологии использовались взаимозаменяемо. Ба, да до сегодняшнего дня в глазах львиной части читателей научная фантастика выглядит игрой в гадание на кофейной гуще. Однако ведь в конце концов Уильям Гибсон в «Нейроманте» (William Gibson “Neuromancer”, 1984) описал киберпространство до его возникновения. А Артур Кларк придумал спутники и систему GPS. Однако со времен Азимова и Олдисса многое изменилось. Не умаляя достижений мастеров прошлых лет, скажем, что когда-то было легче следить за последними научными открытиями. А сегодня? Сегодня наука зачастую опережает воображение фантастов. Квантовая механика с точки зрения обычного человека ничем не отличается от магии. Специализация в отдельных отраслях науки настолько продвинута, что без углубленного изучения соответствующей темы невозможно вникнуть в суть последних научных публикаций, не говоря уже о прогнозировании изменений.
Прощай, футурология?
Тем не менее, самые дерзновенные пытаются. Таким смельчаком выступает Чарльз Стросс, который в «Аччелерандо» (Charles Stross “Accelerando”, 2005) описал — десятилетие за десятилетием — будущее нашего общества.
От вживляемых чипов, связывающих людей со всемирной сетью и повышающих умственные способности, вплоть до технологической сингулярности (пограничной точки, по определению не поддающейся достоверному описанию). Его видение отличается тем, что оно всеобъемлюще: касается социальных, культурных, политических и, прежде всего, экономических преобразований. Но оно быстро устарело — события, описанные в «Лангустах», первой главе/первом рассказе, разворачиваются в начале XXI века. Между тем, мы находимся на пороге второго десятилетия этого века, но все еще далеки от технического прогресса a lá Stross.
Поскольку невозможно увидеть конец похода, стоит попробовать заглянуть за ближайший поворот. Наиболее заметным современным творцом так называемой научной фантастики является Грег Бир (Greg Bear), автор романов «Радио Дарвина» (“Darwin’s Radio”, 1999) и «Дети Дарвина» (“Darwin’s Children”, 2003).
В этой дилогии описано будущее человечества, которое вынуждено вступить в борьбу с вирусом неизвестного типа. Писатель, использовав пробелы в теориях эволюционизма, создал правдоподобный и трудно оспоримый сценарий возможных событий. Он солидно подготовился к этому, вследствие чего его книги, при том, что держат читателя в неустанном триллерном напряжении, все еще служат великолепными пособиями по знакомству с биологическими науками с особым упором на биотехнологию и вышеупомянутый эволюционизм.
Не чурается науки также Бернард Беккет (Bernard Beckett). В романе «Генезис» (“Genezis", 2006) ему удалось соединить фантастику ближнего прицела с потрясающим видением утопии будущего.
Живописуя конфликт между Китаем и США, он показал закулисную политику, основанную на недоверии. А затем описал последствия воплощения в жизнь платоновского видения общества и генезиса возникновения искусственного разума.
Бачигалупи, Макдональд
Чаще чем на последователей автора «Аччелерандо» можно наткнуться на авторов, которые сосредотачиваются на отдельных аспектах развития. Они выбирают некий тренд и пытаются предсказать или придумать вероятный или нравящийся им в художественном отношении ход событий. В центре внимания таких писателей лежит не наука сама по себе, а последствия цивилизационного развития и технологического прогресса, их влияние на окружающую среду, прежде всего на нас самих. Научная фантастика, таким образом, лишается роли зеркала, в котором можно увидеть будущее человеческого рода, а становится техническим повествовательным приемом. Такой подход характерен хотя бы для творчества Паоло Бачигалупи (Paolo Bacigalupi). Этот автор десятка рассказов и романа «Заводная» (“The Windup Girl”, 2009) описывает процесс истощения окружающей среды, предшествовавший упадку современного человечества.
Аналогичный творческий подход можно наблюдать и у Йена Макдональда (Ian McDonald).
В своих очередных романах он рисует картину ближайшего будущего, различающуюся в зависимости от того, на какую тенденцию делается упор: в «Бразильи» (“Brasyl”, 2007) это была растущая роль средств массовой информации и наблюдение за обществом со стороны государства,
в «Реке богов» (“River of Gods”, 2004) — безудержное развитие биотехнологий.
Однако нужно подчеркнуть, что, если Бачигалупи пытается сделать свои произведения максимально достоверными с научной стороны, Макдональд чаще создает подходящую обстановку, стремясь к достижению сюжетных целей и закрывая глаза на неточности. Для этого автора также характерно размещение сцены действия в экзотических — с точки зрения европейца – странах, таких как Бразилия («Бразилья»), Кения («Чага» -- “Chaga”),
или Индия («Река богов»). Это также знак времени – писатели научной фантастики сводят взгляд со звезд на родную планету и вместо того, чтобы бродить по чужим мирам, начинают замечать необычность старой доброй Земли (действие романа «Заводная» разворачивается в Таиланде).
Новые границы науки
Тем не менее, все еще создаются тексты, главным достоинством которых является надежная научная база, а сюжет служит предлогом для бомбардировки читателя оригинальными теориями. Радикальное развитие науки находит свое отражение в научной фантастике, что приводит к образованию суб-жанра, который описывается как very hard SF (очень твердая НФ) (к нему можно отнести также упомянутый выше роман «Аччелерандо»). Популярным представителем hard SF является Питер Уоттс (Peter Watts). Роман "Ложная слепота" (“Blindsight”, 2006) снискал ему много поклонников, которых очаровывает не только поразительно оригинальный подход к избитой теме контакта с инопланетной цивилизацией, но прежде всего беспрецедентная степень уплотнения идей на одном квадратном сантиметре текста.
От Бачигалупи или Макдональда его отличает, прежде всего, другой взгляд на то, что лежит в основе научной фантастики. У авторов «Заводной» и «Реки богов» не фантастическая сценография определяет силу данной истории, они, подобно авторам мейнстрима, сосредотачиваются на эмоциях. Тем временем Уоттс отталкивается от науки -- импульсом для сочинения текста является некий выловленный из Интернета или специализированной прессы факт или некая идея, которые можно развить (в рассказе «Гром небесный» [“Nimbus”, 1994] Уоттс предположил, что облака -- это ассоциации обладающих сознанием организмов, а в рассказе «Грубый корм» [“Bulk Food”, 2000] поразмышлял о последствиях общения с животными некоторых видов). Литература создается как среда для эксперимента, расширенный пример описании одной из возможных интерпретаций данного явления.
Иган, Косматка и Чан
Сходными качествами обладают результаты творчества Грега Игана, Теда Косматки (Ted Kosmatka) и Теда Чана (Ted Chiang) (по крайней мере, новейшие тексты, поскольку ранние рассказы сближаются с произведениями Бачигалупи, сосредоточенными на последствиях, а не на причинах). Причины этого следует, вероятно, искать в образовании этих создателей: Уоттс — морской биолог — это видно в его дебютном романе "Морские звезды" (“Starfish”, 1999), открывающем cyki «Рифтеры» (“Rifters”), где события разворачиваются на исследовательской станции, расположенной на дне океана.
Иган -- математик (что не удивляет никого, кто читал романы «Город перестановок» [“Permutation City”, 1994],
«Карантин» [“Quarantine”, 1992]
или рассказ «Ореол» [“Glory”, 2007], где речь идет о поисках более существенной математической теории). Чан, в свою очередь, компьютерщик, и у него также образование отражается в рассказах и повестях (новейшая из повестей носит название «Жизненный цикл программных объектов» [“The Lifecycle of Software Objects”, 2010]).
И хотя этот последний считается в настоящее время величайшей «звездой» научной фантастики, есть еще некто, пищущий так, что продукты именно его творчества больше всего выделяются среди других текстов, классифицированных как very hard SF.
Этот «некто» -- его тезка, Тед Косматка, американец с польскими корнями.
Он сам о себе говорит так: «Может быть, я и есть то, что возникает, когда мальчик из католической школы вырастает в ученого, который затем становится писателем. Во мне спорят друг с другом многие вещи. Наука и религия пытаются ответить на одни и те же вопросы, но исходя из разных предпосылок. Тем не менее, есть некая чудесная серая зона, где они перекрываются, и я чувствую к ней неустанное влечение». Именно эту зону Косматка разрабатывает весьма оригинально, а не просто связывая науку с метафизикой. Чаще всего он рассматривает духовные последствия наблюдаемых явлений. В великолепном рассказе «Смертьенавты» (“Deadnauts”, 2007) затрагивается тема влияния криоконсервации на душу человека (вылетает ли она из тела во время замораживания, являющегося де-факто состоянием смерти?), а в рассказе «Предсказывая свет» (“Divining Light”, 2008) пытается определить момент ее появления в человеческом плоде, чему должно служить повторение эксперимента Фейнмана.
Время перемен?
Научная фантастика, как и всякий другой жанр литературы, развивается. Похоже, что период обнадеживающих описаний космических путешествий уже остался позади. Большая часть современной научной фантастики — это пессимистические тексты, более или менее относящиеся к той гибели, которую человек сам навлечет на себя. Отведя взгляд от звезд, мы сосредоточились на нас самих и окружающем нас мире. Поэтому не космолеты и пришельцы, а искусственный интеллект, генетические манипуляции и воздействие человека на окружающую среду доминируют в воображении фантастов. Конечно, все еще существует спрос на истории о неутомимых исследователях и межгалактических империях, но даже они претерпевают изменения, склоняясь под давлением читателей к hard SF. Эти попытки привели, впрочем, к созданию двухтомной антологии «Новая космическая опера» (“The New Space Opera”), редакторы которой постулировали образование нового субжанра, сочетающего эпичность космической оперы с добросовестностью научной фантастики.
Все более заметна и другая тенденция. Лавры, присуждаемые великолепным в литературном отношении рассказам Теда Косматки, и прежде всего быстро пополняющаяся коллекция премий на счету Паоло Бачигалупи, показывают, что от научной фантастики требуются не только смелые концепции и реальные знания в области точных наук, но и высокий литературный уровень. Возможно, мы доживем до того времени, когда в писателе научной фантастики станут видеть не ученого, забавляющегося сочинением произведений художественной литературы, а гуманиста с очень широкими интересами, чей свежий взгляд на некоторые проблемы обеспечит ему преимущество.
Как мы узнаем, что такая ситуация имеет место? Некогда создатели научной фантастики опережали свое время, сейчас они с трудом успевают идти в ногу с развитием науки — все ближе и ближе момент, когда они попросту не выдержат темпа.
11. В рубрике «Иностранный рассказ» размещены два текста.
11.1. Рассказ американского писателя Теда Чана/Ted Chang, который называется в оригинале “The Merchant and the Alchemist’s Gate” (2006, ”The Magazine of Fantasy and Science Fiction”, Sept.; 2008, ант. “The Best SF and Fantasy of the Year, vol. 2; 2019, авт. сб. “Exhalation”), перевел на русский язык под названием “Kupiec I wrota alchemika/Купец и врата алхимика” КОНРАД ВАЛЕВСКИЙ/Konrad Walewski (стр. 17—31). Иллюстрации НИКОДЕМА ЦАБАЛЫ/Nikodem Cabała.
“В средневековом Багдаде нищий предстает перед самым могущественным человеком в мире — калифом, чтобы рассказать ему свою историю. Она начинается прогулкой по базару, но очень скоро превращается в совершенно необычный рассказ, который не похож ни на один из рассказанных в империи калифа. Эта история, в которой не только разыскивают зарытые сокровища и спасаются от шайки разбойников, но и история о тех людях, кто охотится за свои прошлом, и других, кто расставляет капканы на свое будущее, это рассказ не только о любимой жене и таинственной соблазнительнице, но и о том, что длинное путешествие с караваном начинается с простого шага. А кроме того эта история о воле Аллаха и принятии ее, вне зависимости от формы, в которой она будет выражена” (перевод suhan ilich, ФАНТЛАБ).
И это первая публикация произведения писателя в нашем журнале.
Рассказ номинировался на получение премий BSFA, “Locus”, им. Старджона и завоевал премии “Nebula”, “Hugo”, «Сэйун» и «Сигма Ф».
Рассказ дважды переводился на русский язык: в 2007 году его перевел под названием «Купец и волшебные врата» В. ГРИШЕЧКИН (ж-л «Если», № 11), и этот перевод затем многократно перепечатывался (см., например, авт. сб. «Выдох» 2019 года), а в 2010 году вышел из печати перевод Е. КОРОТНЯН под названием «Торговец и врата алхимика» (ант. «Лучшее за год XXV/I: Научная фантастика. Космический боевик. Киберпанк»).
Заглянуть в карточку рассказа на сайте ФАНТЛАБ можно ТУТ А почитать о писателе можно ЗДЕСЬ
11.2. Рассказ британского писателя Криса Бекетта/Chris Beckett, который называется в оригинале “The Marriage of Sky and Sea” (2000, ”Interzone”, # 153; 2001, ант. “Year’s Best SF 6”; 2008, авт. сб. “The Turing Test”) перевела на польский язык под названием “Zaślubiny morza I nieba/Бракосочетание моря и неба” ИОАННА ЩЕПАНЬСКАЯ/Joanna Szczepańska (стр. 32—40). Иллюстрации МАРЦИНА КУЛАКОВСКОГО/Marcin Kułakowski.
“В некоем неопределенном будущем писатель, гражданин славного города Космополиса, путешествует в одиночку по так называемым «затерянным» мирам, давным-давно утратившим связь с метрополией, знакомясь с повседневной жизнью их обитателей, изучая местные мифы и верования. Новый мир – новая книга. С такой вот мыслью он и осуществил посадку на этой планете…»
И это первая публикация писателя в нашем журнале.
Нп русский язык рассказ не переводился. В его карточку можно заглянуть ТУТ. А почитать о писателе можно ЗДЕСЬ
10. В рубрике “Publicystyka” напечатано интервью, взятое Конрадом Валевским/Konrad Walewski у американского писателя Теда Чана/Ted Chiang. Интервью носит название:
ПИСАТЕЛЬ БЕЗ ИСКУШЕНИЙ
(Pisarz bez pokus)
КОНРАД ВАЛЕВСКИЙ: Однажды вы назвали себя спорадическим писателем, но тем не менее считаете, что писательство – нечто важное для вас. Время от времени вы публикуете отличный и чрезвычайно оригинальный текст. Что послужило первоначальным толчком к вашему решению писать научную фантастику?
ТЕД ЧАН: Первоначальный импульс немного отличался от нынешней мотивации. Впервые я попробовал писать научную фантастику, когда мне было двенадцать лет. В то время я написал главу романа о галактической войне, а также потратил много времени на проектирование космических кораблей и футуристических городов. Со временем мои вкусы изменились, и теперь меня, человека взрослого, больше интересуют те философские проблемы, которые может поднимать научная фантастика.
Я пишу спорадически, время от времени, от случая к случаю, потому что мне нелегко писать, я не наслаждаюсь творческим процессом так сильно, как многие другие писатели, и мне редко приходят в голову идеи, которые достаточно интересны для того, чтобы, найдя время, воплотить их в письменной форме, в виде рассказа. Мне бы хотелось, чтобы все было по-другому; хотелось бы, чтобы писать было приятнее и чтобы у меня чаще возникали интересные идеи. Но пока этого не происходит.
КОНРАД ВАЛЕВСКИЙ: Что, по вашему мнению прежде всего сформировало вашу художественную чувствительность и интеллектуальное любопытство? Научная фантастика? Литература основного течения? Нон-фикшн? Или, может быть, другие СМИ?
ТЕД ЧАН: Что касается интеллектуальной любознательности, я бы сказал, что наибольшее влияние на меня оказали научно-популярные книги. Когда я был молод, "Путеводитель по науке"Айзека Азимова был для меня почти что Библией. Я также с величайшей признательностью вспоминаю книгу Георгия Гамова"Один, два, три... бесконечность". Книги такого рода открыли мне мир науки и математики. Труднее определить, что сформировало мою художественную чувствительность, поэтому я буду рассматривать это как вопрос о писателях, оказавших на меня влияние. Когда я был молод, мне нравились романы Азимова и Кларка, но, как я уже говорил, с возрастом мои вкусы изменились. Когда я повзрослел, теми книгами, которые заставили меня пересмотреть то, чего я мог попытаться достичь как писатель, были сборник рассказов Эдварда Брайанта«Теория частиц» и роман Джона Кроули«Позднее лето».
КОНРАД ВАЛЕВСКИЙ: Что вы чаще всего читаете сейчас? Художественную литературу или нон-фикшн? И возвращались ли вы когда-нибудь ради вдохновения или чистого удовольствия к книгам, которые вам нравились в прошлом, например, к книгам Джона Кроули или Эдварда Брайанта?
ТЕД ЧАН: Пожалуй, сейчас я читаю художественную и научно-популярную литературу в равных пропорциях. Иногда я возвращаюсь к любимым текстам, чаще к рассказам и фрагментам романов, чем к целым романам. Когда я работаю над рассказом сам, это тоже влияет на мое чтение. Например: сейчас я пишу научно-фантастический рассказ, действие которого происходит в ближайшем будущем, поэтому перечитываю некоторые тексты Брюса Стерлинга и Кена Маклеода. Не то чтобы я пытаюсь подражать их стилю – я уверен, что не смог бы, даже если бы захотел, но это помогает мне настроиться на нужный лад.
КОНРАД ВАЛЕВСКИЙ: Вдохновляют ли вас каким-либо образом другие средства массовой информации? Музыка? Кино? ТВ? Компьютерные игры?
ТЕД ЧАН: Я большой поклонник кино и телевидения, потому что мне нравится рассказывать истории. Мне кажется, что фильмы имеют много общего с рассказами в своей потребности в краткости, тогда как хороший сериал может изложить более длинную историю так же, как это делает роман. Что касается музыки, то я случайный слушатель, а не серьезный любитель. И в отличие от многих писателей, я не могу слушать музыку во время работы, это полностью разрушает мою концентрацию. Что касается компьютерных игр, то в некоторые из них я начал играть совсем недавно, в основном из любопытства. На самом деле, мне больше интересно читать о компьютерных играх, чем играть в них. Например, многопользовательские онлайн-игры — это ближайший эквивалент Метавселенной из романа Нила Стивенсона«Лавина» в нашей реальности.
КОНРАД ВАЛЕВСКИЙ: Ваши рассказы поднимают сложные и серьезные проблемы, и, кроме того, они оставляют читателю множество вопросов для размышления, а не несут четкого послания. Вы считаете это важным элементом творческого процесса?
ТЕД ЧАН: Я начинаю писать, не имея целевого намерения спровоцировать читателя. Обычно, когда я работаю над рассказом, меня терзают сомнения относительно того, будет ли он вообще кому-нибудь интересен. До сих пор мне везло — всегда находились несколько человек, которых интриговало то, о чем я думаю, а это всегда приятный сюрприз. Мне очень нравится рассматривать идею с разных точек зрения, и при этом мне кажется, что наиболее интересные проблемы дают веские аргументы для обсуждения каждой точки зрения. Научная фантастика часто рассматривает странное как обычное, а обычное как странное, что делает ее идеальной для интеллектуальных экспериментов, которые заставляют нас подвергать сомнению наши предположения. И я думаю, что подвергать сомнению наши предположения – это то, что нам всем нужно делать гораздо чаще.
КОНРАД ВАЛЕВСКИЙ: Как писатель и интеллектуал, какие области современной науки вы находите наиболее вдохновляющими?
ТЕД ЧАН: На самом деле я не более чем любитель, когда дело касается науки, но я думаю, что нейронаука является одной из самых интересных областей исследований сейчас, потому что это область, от которой мы можем ожидать значительного прогресса в течение следующих нескольких десятилетий с ощутимыми практическими результатами. Такие области, как космология и теория струн очень интересны, но мы приближаемся к пределу наших возможностей проводить исследования в этих областях; эксперименты требуют все более крупных ускорителей частиц, и их результаты становятся все более далекими от человеческого опыта. Однако мы неустанно узнаем все больше и больше о том, как работает наш мозг, и такие методы, как ядерно-магнитно-резонансная томография (МРТ) и транскраниальная магнитная стимуляция (ТМС), все еще совершенствуются. Я не ожидаю, что в ближайшее время мы поймем все, что касается нашего разума, но нам предстоит многому научиться, и это поможет нам лучше узнать себя.
КОНРАД ВАЛЕВСКИЙ: Ваше литературное творчество очень точное и строгое; вы уделяете много внимания построению сюжета, персонажам и поиску наиболее подходящей повествовательной структуры для выражения ваших идей. Как выглядит ваш творческий процесс? Что появляется в первую очередь? Идея, проблема или, может быть, мир, который хочется описать?
ТЕД ЧАН: Отправная точка у каждой истории разная, например в рассказе «Тебе нравится, что ты видишь» отправной точкой был простой вопрос о том, почему моя голова повернулась, когда мимо меня прошла привлекательная женщина. Однако в случае с рассказом «Ад – это отсутствие Бога» я начал задумываться о возможности того, что ангелы могли бы пугать даже в том случае, если бы они не были падшими. Когда такая идея приходит в голову, я обычно рассматриваю ее с разных точек зрения, пытаясь определить тот аспект, который мне кажется наиболее интересным, что обычно влечет за собой построение различных сюжетных линий и персонажей на основе этой идеи.
Когда продумываемый сюжет подводит меня к тому концу, который меня устраивает, я могу начать писать. Раньше, когда я начинал работать над рассказами, не зная, чем они закончатся, я никогда не был доволен конечным результатом, а часто даже бросал рассказ недописанным. Вот почему сейчас первый абзац, который я пишу, обычно является одним из фрагментов, составляющих конец истории. Затем я пытаюсь построить все остальное, что приведет к этому финалу. Многие элементы могут меняться по мере того, как я пишу, что может привести к корректировкам исходного финала, но я всегда должен помнить об этом.
КОНРАД ВАЛЕВСКИЙ: Некоторые из ваших рассказов содержат весьма неожиданные концовки, например «Ад — это отсутствие Бога». Я бы сказал, что это очень экзистенциальный текст. Что вдохновило вас обратиться к христианской иконографии и совместить ее с экзистенциальной философией?
ТЕД ЧАН: В той степени, в которой финал этой истории экзистенциален, я бы сказал, что это результат экзистенциализма, присущего самому христианству. Почему страдают невиновные? Если человека удовлетворяет ответ на этот вопрос, который предлагает ему его религия, даже если он сам страдает, ему повезло. Однако если он чувствует себя неудовлетворенным этим ответом, то его ситуация начинает приобретать черты экзистенциального кризиса. Я сам не религиозный человек, но, насколько мне известно, подобные кризисы являются одной из причин, по которой люди отказываются от своей религии. Некоторые находят другие, более удовлетворяющие их ответы, но в рассказе «Ад – это отсутствие Бога» смена религии — вообще не решение, что еще больше углубляет этот экзистенциальный кризис.
КОНРАД ВАЛЕВСКИЙ: Рассказ «История твоей жизни» задает важные вопросы, касающиеся языка. Считаете ли вы, что язык определяет наше восприятие пространства и времени? Ощущали ли вы, работая над этим текстом, какую-либо связь с романом Сэмюэля Р. Дилэни«Вавилон-17», посвященным схожим проблемам?
КОНРАД ВАЛЕВСКИЙ: Идея о том, что язык определяет наше восприятие пространства и времени, известна как гипотеза Сэпира-Уорфа и обычно отвергается лингвистами. Я же нашел ее полезной для изучения определенных философских идей в литературной форме, поэтому так или иначе ее использовал. На самом деле я не верю, что изучение языка может изменить чье-то восприятие так радикально, как это происходит с рассказчицей истории, и я надеюсь, что читатели не закончат чтение ее с таким же впечатлением.
Мне нравится «Вавилон-17», но подход к лингвистике в романе проблематичен. Лингвист Уолтер Мейер называет его в своей книге “Aliens and Linguistics/Инопланетяне и лингвисты”«романом, который тестирует прочность принципов критика». Там много интересного, но столько же много и дезинформации о лингвистике. В частности, в романе Дилэни содержатся несколько конкретных утверждений о предполагаемой способности языка ограничивать то, что может думать человек, почти все из которых не соответствуют действительности. Неясно, действительно ли Дилэни верил в них, когда писал роман, но я допускаю, что некоторые читатели могут в итоге, прочитав его, подумать, что они соответствуют истине.
КОНРАД ВАЛЕВСКИЙ: Некоторые из ваших рассказов тяготеют к детерминизму, особенно «Чего от нас ждут», где свободная воля человека открыто подвергается сомнению. Верите ли вы в свободную волю или склонны думать, что наши действия каким-то образом обусловлены и в результате являются автоматическими?
ТЕД ЧАН: Смею полагать, что вы имеете в виду бихевиоризм, который является формой психологического детерминизма; лично мне его аргументы не кажутся очень убедительными. Мне кажется, что наиболее интересный аргумент против свободы воли — это тот, который подразумевается теорией относительности Эйнштейна. Короче говоря: было продемонстрировано, что наблюдатели в разных точках отсчета не соглашаются с тем, что два события произошли одновременно, и ни один из них не ошибается (эта проблема известна как относительность одновременности).
Событие в будущем одного человека могло уже произойти в прошлом другого, и поскольку ни один наблюдатель не допускает ошибок, единственный способ примирить две точки зрения — это признать, что будущее так же фиксировано, как и прошлое. В той мере, в какой концепция свободной воли является разумной концепцией, определенное будущее совместимо со свободой воли. Возможно, это так, пока мы ничего не знаем об этом будущем. Однако если бы можно было знать это фиксированное будущее, то было бы гораздо труднее защищать свободу воли. Для меня эта проблема бесконечно увлекательна. Это одна из тем, которую я пытался раскрыть в «Истории твоей жизни», и подозреваю, что продолжу писать об этом рассказы.
КОНРАД ВАЛЕВСКИЙ: В тексте «Купец и врата алхимика» вы использовали мир и стиль из «Тысячи и одной ночи». Как вам пришла в голову эта идея?
ТЕД ЧАН: Я начал думать об использовании концепции временно-пространственных туннелей для путешествия во времени. Меня всегда смущало, что в научной фантастике их обычно представляют как нечто, что можно открыть по своему желанию и выбрать направление движения. Между тем, по мнению физиков-теоретиков, червоточина, используемая для путешествий во времени, имела бы следующие свойства: вход и выход всегда остаются открытыми и разделены постоянным интервалом — вы не можете вернуться во время ранее момента создания такой червоточины, и в то же время не можете изменить прошлое. Поэтому, если отказаться от технических подробностей и свести концепцию к лишь базовым предположениям, то, по сути, речь пойдет о путешествии во времени путем перехода через неподвижный вход, что создает довольно-таки сказочную атмосферу (особенно если вы не можете изменить прошлое). И в то же время кажется, что путешествие во времени требует «шкатулочной» структуры, рассказа в рассказе, которая, в свою очередь, напоминает мир, представленный в «Тысяче и одной ночи». Вот я и начал обдумывать историю в этом именно направлении.
КОНРАД ВАЛЕВСКИЙ: Ваши рассказы, такие как «Вавилонская башня» или «Эволюция человеческой науки», предлагают размышления о познании и исследовании мира, в котором мы живем. Полагаете ли вы, что усилия человека по открытию принципов, управляющих Вселенной, приведут к созданию теории всего? Как по-вашему, Вселенная в котором мы живем, познаваема на все сто процентов?
ТЕД ЧАН: Я думаю, что одной из основ научной фантастики является научное мировоззрение: предположение, что Вселенная познаваема и что принципы, управляющие ею, доступны человеческому разуму. Откроют ли люди их все на самом деле — это отдельный вопрос: возможны многие другие сценарии, которые никак не связаны с самой познаваемостью Вселенной — возможно, человечество вымрет, возможно, оно потеряет интерес к дальнейшим исследованиям. Некоторые могут возразить, что понимание Вселенной уменьшает наше ощущение сверхъестественности или удивления, но я с этим не согласен. С научными открытиями связано ощущение странности, выходящей за рамки обыденности, и в прошлом оно считалось полностью соответствующим внушающим трепет чувствам, связанным с религиозными убеждениями. Я бы хотел, чтобы больше людей увидели это сегодня.
КОНРАД ВАЛЕВСКИЙ: В Польше учеба на курсах по развитию литературных писательских способностей не пользуется особой популярностью. По правде говоря, и курсов таких у нас мало, поэтому те, кто стремятся стать писателями, чаще всего верят в самообразование. Вы остановили свой выбор на Clarion-е — самом известном и, пожалуй, лучшем литературном мастер-классе для тех, кто собирается писать фэнтези и научную фантастику. Какую роль курсы писательского мастерства сыграли в вашей карьере? Насколько они изменили ваше отношение к писательству?
ТЕД ЧАН: До того, как я нашел Clarion, я практически не знаком был ни с кем, кто читал научную фантастику, не говоря уже тех, кто пытался ее писать. Я работал в полной изоляции и не получал ничего, кроме шаблонных писем с отказом от рассказов, посланных для публикации. Я оказался на грани того, чтобы сдаться, отказаться от всей этой затеи. Clarion Writers Workshop не только познакомил меня с научно-фантастическим сообществом, там я впервые услышал, что кому-то нравится то, что я пишу. Без Clarion-а я бы никогда ничего не опубликовал. Что касается самого творческого процесса, то один из самых важных уроков, которые я извлек из Clarion, заключался в том, что умные люди могут иметь разные мнения о рассказывании историй. Когда два твоих учителя высказывают разные идеи о том, как построить рассказ, начинаешь понимать, что «правильного» мнения не существует, и не всегда достаточно прислушиваться к предложениям того, кто считает, что текст нуждается лишь в небольших исправлениях, даже если это самое простое решение. Вы можете решить внести серьезные изменения, прислушавшись к советам кого-то другого, даже если это означает, что рассказ в итоге станет менее интересным для тех, кому он нравился раньше.
КОНРАД ВАЛЕВСКИЙ: Когда мы некоторое время назад разговаривали, вы сказали мне, что не планируете писать роман. Изменилось ли что-нибудь с тех пор? Нет ли у вас соблазна написать роман?
ТЕД ЧАН: Пока нет. Я думаю, что замыслы, которые у меня рождаются, лучше работают в коротких формах. Если бы у меня был замысел, который я считал бы достаточно жизнеспособным для построения на нем романа, я бы предпринял попытку, но я любой ценой избегаю расширения замыслов, рассчитанных на написание рассказа, до размера замысла романа. И в то же время я никогда не стремился зарабатывать на жизнь писательством. Полагаю, что обычная мотивация перехода от написания рассказов к написанию романов – чисто экономическая; романы — единственный способ заработать на жизнь писательством. А поскольку таковое не является моей целью, я не чувствую никакого давления, вынуждающего меня пытаться написать роман, хотя у меня нет соответствующего замысла. И если до этого никогда дело не дойдет, я не буду расстраиваться из-за этого.
ТЕД ЧАН
(Ted Chiang)
Трудно совместить довольно распространенное у нас видение западного писателя, особенно американского писателя – творца, который много и охотно говорит о важных вещах и обязательно участвует во всевозможных съездах и писательских встречах — с обликом Теда Чана. Он называет себя «спорадичным (случайным) писателем»; не зарабатывает на жизнь писательство или чем-то, связанным с литературой. При этом он подкупающе скромен и молчалив, хоть и наделен блестящим умом и неповторимым чувством юмора, и в то же время лишен каких-либо претензий на величие или признание — на все проявления восхищения со стороны читателей он реагирует с обезоруживающей беспомощность.
Тед Чан окончил факультет информатики в Университете Брауна. Он также является выпускником Clarion Writers Workshops West — вероятно, самых престижных литературных мастер-классов в США, которые проводятся каждое лето в Сиэтле и проводятся наиболее выдающимися писателями и редакторами фантастики и привлекают толпы кандидатов в писатели, из которых с помощью чрезвычайно строгих методов отбирается группа избранных людей для участия в занятиях. Здесь стоит добавить, что одним из руководителей автора «Истории твоей жизни» был Джон Кроули, которого писатель считает одним из своих литературных образцов для подражания.
Тед Чан бравурно дебютировал в 1990 году рассказом «Вавилонская башня», принесшим ему получил премию «Небьюла». С тех пор практически каждое его опубликованное произведение быстро приобретало статус литературного события в США, вызывая оживленные реакции и дискуссии, нередко принося писателю многочисленные награды. В этом отношении Чана можно считать рекордсменом в истории американской фантастики, поскольку, опубликовав за двенадцать лет всего лишь восемь произведений — в 2002 году они были собраны в сборник «История твоей жизни»,
который является одним из двух книжных публикаций американского автора (второе — малотиражное издание рассказа «Купец и врата алхимика», вышедшее из печати летом 2007 года)
— он удостоился трех премий «Небьюла», премии «Хьюго», премии Кэмпбелла, мемориальной премии Теодора Старджона, премии «Сайдвейс» и премии «Локус». Подобно многим величайшим творцам жанра, Чан, кажется, видит в научной фантастике художественный, а не научный способ размышления о человеке, его цивилизации и природе вселенной, в которой он обитает, основанный, однако, на инструментах дисциплинированного научного рассуждения, а не, например, идеологического мышления. Вероятно, поэтому американский писатель так бескомпромиссен в поисках новых форм выражения своих мыслей, и совершенно не принимает в расчет ни литературные тенденции, ни давление рынка. Такое разнообразие форм — одна из наиболее характерных черт его творчества. Чан обращается к таким отдаленным от него литературным традициям, как классическая научно-фантастическая формула контакта с инопланетянами, репортаж или история родом из Ветхого Завета или «Тысячи и одной ночи». Другой характерной особенностью его творчества является, несомненно, тяготение к детерминизму — все чаще и отчетливее становится видным, что в его произведениях говорится о неизбежности будущего и в то же время об иллюзии свободы воли человека.
8. В рубрике “Opowiadaniа zagraniczne/Зарубежные рассказы” размещены три текста.
Рассказ американского писателя Теда Чана/Ted Chang, который называется в оригинале “Hell is the Absence of God” (2001, ант. “Starlight 3”; 2002, ант. “Fantasy – The Best of 2001”; 2002, авт. сб. “Stories of Your Life and Others”), перевел под названием „Piekło to nieobecność Boga/Ад – это отсутствие Бога” МИХАЛ ЯКУШЕВСКИЙ/Michał Jakuszewski (стр. 17—28). Иллюстрации ЯНУША ОРДОНА/Janusz Ordon.
Рассказ завоевал множество жанровых премий (“Hugo”, “Nebula”, “Locus”, “Сэйун”), номинировался на получение премии им. Теодора Старджона, переводился на итальянский, испанский, французский, японский, румынский, немецкий языки.
На русский язык переводился дважды: Л. ЩЕКОТОВОЙ в 2005 году и К. ЕГОРОВОЙ в 2016 году, несколько раз переиздавался в обеих переводах.
На его карточку можно глянуть ТУТ А почитать об авторе можно ЗДЕСЬ
И это первая наша встреча с писателем на страницах нашего журнала.
Коротенький рассказ американской писательницы Нины Кирики Хоффман/Nina Kiriki Hoffman, который называется в оригинале “Deal with the Devil” (1993, ант. “Betcha Can’t Read Just One”), перевела на польский язык под названием “Pakt z diablem/Сделка с дьяволом” ИЗАБЕЛЯ МИКША/Isabela Miksza (стр. 29). Иллюстрация РОБЕРТА АДАМЧИКА/Robert Adamczyk.
Дьявол предложил дать собеседнице за ее душу все, что она пожелает. Не знал, бедолага, с кем связался…
Писательница очень часто появляется со своими рассказами на страницах нашего журнала, подробности об этом можно узнать, пройдя по тэгу «Хоффман Н.К.». На русский язык (как, впрочем, и на другие языки) этот ее рассказ не переводился, а на его карточку можно глянуть ЗДЕСЬ Биобиблиографии писательницы на сайте ФАНТЛАБ нет, поэтому кое-что об ее деятельности при желании можно узнать все на том же тэге.
Рассказ канадского писателя Чарльза де Линта/Charles De Lint, который называется в оригинале “Wild Horses” (1997, ант. “Tarot Fantastic”; 1998, ант. “The Year’s Best Fantasy and Horror – 11”; 2002, авт. сб. “Moonlight and Vines”) перевела на польский язык под названием “Dzikie konie/Дикие кони” ИЗАБЕЛЯ МИКША/Isabela Miksza (стр. 30—39). Иллюстрации КШИШТОФА ГАВРОНКЕВИЧА/Krzysztof Gawronkiewicz.
Лаура приехала в пригород Ньюфорда в поисках брата, которого не видела вот уже два года. Помочь ей найти брата, у которого, возможно, возникли проблемы с наркотиками, берется местная гадалка Кассандра, обладающая изумительной колодой карт…
Де Линт – замечательный писатель, в творчестве которого действительность тесно переплетается с выдумкой, образуя нечто вроде «магической реальности». Эта его публикация уже третья на страницах нашего журнала (первые две см. “NF” № 9/1993 и № 2/1994).
Рассказ «Wild Horses» на русский язык не переводился, а на его карточку можно глянуть ЗДЕСЬ А почитать о писателе можно ТУТ
облако тэгов
